Константин Бабкин: «За словами о том, что Россия — отдельная цивилизация, должны следовать конкретные действия»

«МЕР ПОДДЕРЖКИ ГОСУДАРСТВА НЕТ: НАЛОГИ НЕ СНИЖАЮТСЯ, КРЕДИТЫ БОЛЕЕ ДЕШЕВЫМИ НЕ СТАНОВИТСЯ»

— Константин Анатольевич, как вы оцениваете те меры, которые предпринимает правительство для поддержки граждан и бизнеса на фоне кризиса с пандемией коронавируса? Что об этом думают ваши знакомые и коллеги-предприниматели?

— А о каких мерах поддержки мы вообще говорим? То, что родителям детей раздают по 10 тысяч рублей, — да, это мера, которая чуть-чуть смягчает удар по покупательной способности людей, по их благосостоянию. А больше реальных мер поддержки я как-то не вижу. Наша отрасль — сельхозмашиностроение, сельское хозяйство — пока относительное легко проходит через этот кризис, потому что и карантинные меры не коснулись этих отраслей, нет спада спроса на продукцию сельского хозяйства и сельхозмашиностроения. Но, допустим, легкая промышленность или какие-то виды сервиса, отдельные виды торговли — там, конечно, многие пребывают в шоке. Многие предприятия попали в состояние форс-мажора, не могут исполнять обязательств по договорам, оплачивать аренду, выплачивать кредиты. И тут мер поддержки государства нет: налоги не снижаются, кредиты более дешевыми не становится.

Что касается тех, с кем общаюсь, большого возмущения непосредственно карантинными мерами я не слышал, но то, что такая большая разница между мерами поддержки экономики и граждан, которые есть в других странах, и отсутствием такой реальной поддержки в России, конечно, многих возмущает.

— А какие меры, которых не хватает нам и которые поддерживают бизнес и граждан за границей, вам кажутся правильными?

— Снижение ключевой ставки. Я считаю, ее нужно снизить до уровня 0,5 процента годовых. В Америке ее сделали ноль. Кредит ничего не стоит в Америке, то же самое в Европе — там ставка даже уже отрицательная, в период кризиса она снижена. Трамп, когда пришел к власти, снизил налоги и сейчас еще снова снижает. Там идет раздача денег — не только родителям детей, но и всем гражданам, которые подали заявку о том, что они потеряли значительную часть дохода. Государство выплачивает пособие. В России такого нет.

— Зато анонсированы некоторые налоговые льготы на один квартал для малых и средних предприятий, налоги и отчисления в социальные фонды, кроме НДС, им разрешают за квартал не платить. Кроме того, государство готово предоставить кредит на выплату зарплаты в размере одного МРОТ на работника с условием сохранения 90 процентов штатного расписания в течение года.

— Кредит на выплату зарплаты — но, согласитесь, это отличается от просто прямых выплат государства. Возьмите, например, предприятия легкой промышленности — они закрыты, работы нет, взять еще кредит на зарплату… А оно сможет вернуть его потом, если ему предстоит еще месяцами платить остальные платежи, а сбыта нет? Такую меру поддержки я реальной назвать не могу.

Отмена налогов в соцфонды на один квартал — это полумера. Надо вообще отменить сейчас налоги. Например, медицинское страхование, отчисления в пенсионный фонд можно было бы вообще отменить для относительно невысоких зарплат — меньше 35 тысяч рублей. Вот это была бы заметная поддержка.

— Вы именно это и предлагаете в перечне, опубликованном вашей ПАРТИИ ДЕЛА. Также там предлагается осуществить прямые выплаты по 20 тысяч рублей для граждан, которые потеряли свой доход. Известно, что сейчас даже существующее пособие по безработице могут получить лишь те, кто сможет доказать потерю работы в последние месяцы. Но не все были трудоустроены официально, и часто не по своей вине, — такие условия предлагал работодатель. Когда вы предлагаете прямые выплаты, люди должны вот это все доказывать, что тебя уволили и так далее, или это должен быть просто какой-то заявительный порядок?

— Я и наша партия считаем, что должен быть заявительный порядок. Правильно или неправильно потерял доход или не потерял, потерял работу или не потерял — это уже надо выяснять потом. Если окажется, что какой-то богач, который в золоте купается, пошел обманывать государство, чтобы получить 20 тысяч, его можно оштрафовать. Но этим надо будет заниматься потом. А сейчас людям надо покупать продукты, кормить детей, платить за квартиру и электричество. Поэтому я считаю, что сначала надо помочь всем, кто подаст заявку, а проверять все уже после.

«У НАС ПРОДОЛЖАЕТСЯ БЕЗУМНАЯ ДЕНЕЖНО-КРЕДИТНАЯ ПОЛИТИКА»

— Вы всегда говорили о том, что ставку надо снижать, и многие экономисты согласны с вами. Недавно с очередным докладом на эту тему выступил Сергей Глазьев, но Центробанк по-прежнему придерживается своей политики сдерживания инфляции. Как вы это прокомментируете?

— У нас продолжается безумная денежно-кредитная политика, которая заключается, во-первых, в курсе на монополизацию банковского сектора, а во-вторых, в ориентации на вывод денег за рубеж. Центробанк накопил, изъял из экономики безумные деньги и сложил их за границей. 560 миллиардов долларов было накоплено, что в 10 больше, чем нужно для того, чтобы Центробанк обеспечивал нашу валюту. В 10 раз! Полтриллиона долларов он убрал из экономики и отдал за границу. И еще спекулирует, играет на бирже и в апреле потерял 30 миллиардов долларов вот в этих спекуляциях. И третья претензия к ЦБ состоит в том, что уже 10 лет проводится жесткая денежно-кредитная политика, которая заключается в том, что денег в России должно быть мало. Кредиты должны быть дорогими. Таким образом, сдерживается рост нашей экономики.

Эти три базиса современной денежно-кредитной политики фактически являются запретительными для развития реального сектора в России. Предприятия не могут брать кредит, чтобы вкладывать в развитие, потому что дороговизна кредитов делает такие заимствования очень рискованными. Люди не могут брать кредит, чтобы купить дом, машину, потому что платежи, особенно по ипотеке, становятся очень тяжелым бременем для многих граждан. Брать ипотеку мало кто рискует, а у тех, кто на нее отважился, снижается жизненный уровень в других сферах. Все это вместе тормозит экономику. Поэтому руководство Центробанка не является союзником тех, кто хотел бы видеть развитие нашей страны.

— Но ведь не только госсектор и ЦБ существуют. Поэтому бизнес не инвестирует в Россию?

— Дороговизна кредитов, сложность их получения, высокие налоги, дороговизна ресурсов приводят к тому, что деньги, если даже у корпораций они есть, сложно вложить. Невозможно вложить деньги с отдачей в России, потому что, если ты вложишь, твой товар окажется заведомо неконкурентоспособным.

И уже следствие этой политики приводит к тому, что даже госкорпорации, у которых есть огромные деньги, в Россию средств не вкладывают. И мы видим, что на счетах госкорпораций накоплены астрономические суммы 10,6 триллиона рублей. Также и правительство занимается выводом денег из страны. Фонд национального благосостояния держит за границей почти 8 триллионов рублей. Это космические цифры. То есть деньги у России есть.

Центробанк говорит: «Зачем вам дешевые кредиты?» И так страна захлебывается от денег, эмитировать не надо, кредитную ставку снижать не надо. Идет уже такой снежный ком. Одно неправильное решение влечет за собой уже невозможность двигаться дальше и полный паралич инвестиционной активности.

— Сейчас российской экономике нанесен двойной удар — и пандемия, и низкие цены на нефть. Может быть, это подвигнет тот же ЦБ и экономические власти к смене курса? Правда, пока этого не видно.

— Мы видим, что они не готовы ни на йоту поменять своей позиции. Пытаются закрыть рот тем, кто высказывает альтернативные точки зрения. На что рассчитывают? Эти люди не живут интересами нашей страны, они отстаивают интересы глобальных корпораций, каких-то зарубежных игроков. Если мы увидим, что их интересует, то тогда они всё делают логично и правильно. Зачем нужны лишние конкуренты зарубежным глобальным корпорациям? Зачем России развивать гражданское авиастроение? Зачем нашей стране сильное сельское хозяйство? Для мирового разделения труда это не так уж нужно и важно. А важно из России выкачивать нефть, газ, может быть, развивать услуги. А деньги, вырученные от нефти и газа, надо складывать в зарубежные американские и европейские банки. С этой точки зрения эти ребята логично себя ведут.

«КАК ИСПОЛЬЗОВАТЬ КУБЫШКУ? ВО-ПЕРВЫХ, НАДО ПЕРЕСТАТЬ ЕЕ КОПИТЬ»

— Как, с вашей точки зрения, стоило бы использовать накопленные резервы, эту пресловутую кубышку?

— Гарантия того, что какие-то кризисы мы сможем проходить с минимальными потерями, — это не накопления в зарубежных банках. Это свое развитое сельское хозяйство, обеспеченность продовольствием, развитая промышленность, которая должна быть гибкой и быстро адаптирующейся, с открытыми социальными лифтами, с возможностью для проявления творчества и инициативы людей. Нужно, соответственно, развивать образование, ориентированное на реальный сектор, а не на вывод денег из страны. Накопление кубышки всем этим задачам противоречит. Вообще, странная складывается ситуация — на развитие своей экономики, на строительство дорог в России, на образование для нашей молодежи денег нет, зато мы их храним в американских или каких-то других банках, а значит, эти наши деньги работают в экономиках других стран.

Кубышка делает нас бедными, малоповоротливыми, экономику — недоинвестированной и уязвимой для всех возможных изменений мировой конъюнктуры. Поэтому мы все вздрагиваем и нам приходится следить за мировыми ценами на нефть и газ, беспокоиться о том, разрешат ли нам построить трубопровод для экспорта в другие страны или нет. В нормальной экономике мы бы вкладывали в производство своих товаров и экспортировали бы их, а не нефть и газ. У нас сегодня основа российского импорта — товары с высокой добавленной стоимостью, это более 69 процентов всего импорта, в то время как в структуре экспорта более 70 процентов стоимости приходится на долю сырья.

Поэтому ответ на вопрос о том, как использовать кубышку, следующий: во-первых, надо перестать ее копить, а во-вторых, то, что уже накоплено, использовать на прямую помощь людям в трудную минуту — снизить налоги, раздать людям деньги. Тогда кубышка нам поможет пройти период пандемии.

— Вы всегда предлагали снизить налоги и сейчас считаете такую меру важной. А как же поступления в госбюджет? И вообще, по какой схеме вы предлагаете снижать налоги?

— Нужно сделать все для того, чтобы нагрузка на людей и предприятия снизилась. Хватит грабить людей и экономику. Нам говорят, что тогда бюджет недополучит средств. Но в растущей экономике в итоге государству даже не придется экономить, если мы снизили налоги, потому что экономика будет расти.

Среди мер, которые я предлагал в нашей разработке «Стратегии-2025» — инвестиционная льгота по налогу на прибыль, уже доказавшая свою эффективность в ходе преодоления кризиса 1998 года. Данная льгота на средне- и долгосрочной (а опыт конца 90-х показывает, что и в краткосрочной!) перспективе приводит к повышению поступлений по налогу на прибыль за счет роста объемов и прибыльности производств. Мы приводили такой пример — в гипотетической ситуации, если при предоставлении инвестиционной льготы в размере 50 процентов вся прибыль обрабатывающих секторов будет израсходована на инвестиции, затраты бюджета на внедрение механизма составят 250 миллиардов рублей (50 процентов всех поступлений по данному налогу), при этом рост производства вследствие увеличения инвестиций в первый же год составит до 1,8 триллиона рублей, а налоговые отчисления возрастут почти на 1 триллион рублей!

Помимо этого, нужно обеспечение налоговых льгот и премий для обрабатывающих секторов всеми доступными способами. Также важная мера — введение системы дифференцированного возврата НДС при экспорте в зависимости от уровня переработки сырья и добавленной стоимости на территории страны. Данный подход показал свою колоссальную эффективность в странах Азии, например в Китае.

И нужен «обратный налоговый маневр» для повышения привлекательности переработки относительно экспорта сырой нефти: отмена НДПИ на нефтегазовое сырье, отмена топливных акцизов, увеличение экспортной пошлины.

— Есть и налог, который вы предлагаете повысить, — это НДФЛ. Вы же сторонник прогрессивной шкалы.

— Смотрите, как сегодня платится НДФЛ и социальные взносы. НДФЛ начисляется по плоской шкале 13 процентов, социальные отчисления — по регрессивной (ставка снижается с 30 процентов для годовой суммы заработной платы меньше 718 тысяч рублей до 15 процентов для годовой суммы заработной платы свыше 796 тысяч рублей). Получается, что к заработной плате 90 процентов российских работников применяется максимальная совокупная ставка НДФЛ и социальных отчислений, равная 43%. А чем больше у человека зарплата — тем меньше он платит налогов!

Я считаю, что НДФЛ и взносы в социальные фонды надо объединить в единый подоходный налог. И с годовой зарплаты до 240 тысяч рублей в год взимать 35 процентов налогов, с доходов от 240 тысяч до 1,8 миллиона рублей — 40 процентов, с заработной платы свыше 1,8 миллиона рублей — 45 процентов.

В результате 99 процентов работников России будут платить меньше налогов. Для 40 процентов самых низкооплачиваемых специалистов со средней заработной платой 13,5 тысячи рублей в месяц налоговая нагрузка снизится с 43 до 35 процентов, для следующих 50 процентов работников со средней заработной платой 35 тысяч рублей в месяц — с 43 до 37,1 процента. Для высокооплачиваемых 9 процентов специалистов (средняя заработная плата — 90 тысяч рублей в месяц) налоговая нагрузка снизится лишь незначительно, с 39,1 до 38,9 процента. А повысится она только у 1 процента самых высокооплачиваемых работников со средней заработной платой 280 тысяч рублей в месяц, да, у них налоговая нагрузка вырастет с 31,6 до 42 процентов.

Для большинства такая реформа означала бы снижение налогов, люди и предприятия с большей готовностью работали бы вбелую. Государство бы ничего не потеряло, наоборот, собирало бы больше подоходного налога за счет этого.

«В НЕСЫРЬЕВОЙ ЭКОНОМИКЕ НАС В ПРИНЦИПЕ МИРОВЫЕ ЦЕНЫ НА НЕФТЬ ВОЛНОВАТЬ НЕ БУДУТ»

— Кстати, если мы заговорили о сырье и его экспорте. Вы предлагали обратный налоговый маневр задолго до нынешнего падения цен на нефть, не очень удачной для России сделки ОПЕК+ и «коронакризиса», еще ускорившего падение нефтяной стоимости. В данных условиях эти вот предложения о пересмотре налогообложения в сырьевом секторе актуальны?

— Да, конечно. Они делают еще более актуальным наше предложение отменить акциз на производство топлива, обнулить налог на добычу полезных ископаемых. Такая мера приведет к тому, что бензин, топливо подешевеет для потребителей раза в два. Это, в свою очередь, вызовет удешевление и перевозок, и стоимости продукции в сельском хозяйстве и промышленности, и уменьшение раза в 2 цены электричества. А налоговую нагрузку надо переложить на процесс экспорта непереработанного сырья из России. Таким образом, государство еще раз получит доход в виде экспортных пошлин, которые сегодня минимальны или обнулены. Это во-первых.

А во-вторых, государство получит выигрыш от того, что начнет развиваться и несырьевая экономика. Тогда нас в принципе мировые цены на нефть волновать не будут, потому что мы станем не гнать за границу сырую нефть и продавать ее там то дорого, то дешево, а начнем перерабатывать нефть и газ здесь и из них делать товары, использовать их как материалы и топливо для производства продукции сельского хозяйства, промышленности, наукоемких товаров и это все уже продавать в Евразии и вообще в мире. Сегодня пандемия — удар по нашей экономике в ее современной кривой модели, но я надеюсь, что вот этот удар заставит наше правительство пересмотреть свои подходы, в том числе в первую очередь и к налогообложению сырьевого сектора, и вообще переосмыслить экономическую политику.

— Сегодня много говорится о том, что пандемия повлияет на экономическую глобализацию, начнется возврат производства в страны, откуда его раньше вывели на мировую периферию. Действительно ли сейчас наступило время для протекционистских мер и им сама ситуация благоприятствует?

— Я думаю, логика развития событий ведет к этому — разумные люди должны сделать вывод, что надо больше у себя развивать своих производственных цепочек внутри страны, снижать зависимость от поставщиков комплектующих из-за рубежа. Особенно из стран, которые не являются союзниками нашего государства. Сбои в поставках иностранных комплектующих вызвали перебои в некоторых отраслях промышленности сейчас в России, в том числе в легкой промышленности и сельском хозяйстве.

И эта логика событий должна подвигнуть наше правительство к протекционизму. Иначе возобладает точка зрения Кудрина или Чубайса, которые говорят, что нам необходимо встраиваться в мировые производственные цепочки хотя бы на вторых ролях, третьих или пятых. И мы должны делать все для того, чтобы глобальным корпорациям и зарубежным инвесторам было максимально хорошо. Но и правительство, и руководство Центробанка попадали уже много раз в ситуацию, когда логика событий просто настойчиво говорила о необходимости изменить свои подходы, а они их все равно не меняли. Поэтому я не знаю, как они поступят теперь, в этой ситуации. Но хочется надеяться, что правильные выводы будут наконец сделаны.

— Вы говорите, что российские предприятия столкнулись с перебоями поставок комплектующих. Можете подробнее рассказать об этом?

— Да, такие перебои были у нас в сельхозмашиностроении. Во-первых, Китай еще в феврале остановил поставки двигателей для некоторых сельхозмашин. Это привело к тому, что какие-то модели комбайнов и мощных тракторов мы не смогли выпускать. Пришлось заменять данные модели другими. Какой-то катастрофы, серьезного удара по отрасли не произошло. Но перестраиваться на ходу пришлось. А потом пошла волна остановок производств комплектующих уже в России. Но минпромторг, губернаторы вмешались и эту проблему сняли. Поставщикам критически важных компонентов в РФ разрешили работать. И третья неприятность, которая есть до сих пор, состоит в том, что производители Германии и Италии особенно и других европейских стран остановили работу своих предприятий. И вообще, многие перевозки между странами были прекращены. Поэтому по ряду элементов гидравлики и трансмиссии некоторым предприятиям в России пришлось срочно перестраиваться, переходить с одних моделей на другие, осваивать новые компетенции. Пока это проблемы не критические. Но тем не менее пришлось быстро адаптироваться и делать серьезные инвестиции, нести какие-то потери. Слава богу, что у нас государство имеет последние 6 лет программу 1432 (программа государственного субсидирования производителей сельскохозяйственной техники № 1432 — прим. ред.), предоставляло и другие меры поддержки сельхозмашиностроению, отрасль оказалась тоже гибкой, и нам удалось избежать остановки конвейеров. Сегодня предприятия работают. Но постоянно какие-то перебои происходят, и приходится реагировать.

— А что у минпромторга, его меры, стратегии, которые они сейчас разрабатывают? Недавно мы писали о концепции новой индустриализации, которую предложил минпромторг, что к ней тоже есть определенные критические замечания.

— Деятельность минпромторга я оцениваю положительно, и министр, и сотрудники ориентированы на поддержку реального сектора, поддерживают отрасль в меру своих возможностей. Это и меры поддержки программы 1432, и программы НИОКР в России в области машиностроения. У нас неплохой контакт с министерством, и я считаю, что там грамотные люди собрались. Но единственное, они не влияют на политику Центробанка, на налоговую систему, слабо воздействуют на пошлины. Протекционизм, вопросы выравнивания условий конкуренции на внутреннем рынке и на внешнем — это от них тоже не зависит. Поэтому, резюмируя, минпромторг не все может, но на что способен, то делает достаточно неплохо.

«Я НЕ ВИЖУ УГРОЗЫ ОТ СВОБОДНОГО ЭКСПОРТА ЗЕРНА»

— В результате испытывает трудности и логистика продовольствия. И есть мнение, что из-за изменений климата в этом году будут какие-то большие засухи и в итоге всего спрос на продовольствие вырастет. Как в данной связи оцениваете перспективы нашей сельскохозяйственной отрасли? И, в частности, что в этом году у нас происходит с зерном?

— Перспективы у нашего сельского хозяйства очень большие. Мы можем в 1,5 раза увеличить посевные площади. Для этого не надо каких-то гениальных шагов делать, мы все эти площади не так давно, 30 лет назад, обрабатывали. Просто надо вернуть их сельхозоборот. Можем увеличить урожайность и на наших полях в 1,5 раза вообще легко. Мы способны нарастить объем производства свинины, говядины и других видов животноводства тоже. Тут ограничений не предвидится каких-то технического и технологического свойства. Так что перспективы нашего сельского хозяйства очень большие. Но что нужно, чтобы их реализовать? Грамотная, разумная экономическая политика. Тут мы снова возвращаемся к низким налогом и дешевым энергоресурсам. К необходимости снижения стоимости кредита, к низкой ключевой ставке. Если это все будет обеспечено, то наше сельское хозяйство сможет в 2–3 раза больше, чем сегодня, производить продовольствия вместе с перерабатывающей промышленностью.

— Однако до 1 июля в России ввели запрет на экспорт зерна. Вы являетесь противником этой меры. Почему?

— Потому что это мера не стимулирования развития сельского хозяйства, а сдерживающая его развитие, неконструктивная.

— Тогда почему она введена?

— Я не знаю, но думаю, что на минсельхоз влияют многие лоббисты со своими соображениями. Например, птицеводы или те, кто производит свинину, они в своих корыстных или, можно сказать, узкосекторальных интересах считают, что если будет дешевое зерно на внутреннем рынке, то для производителей мяса это хорошо, так как снизится себестоимость. Но тянуть одеяло с тех, кто производит зерно, на тех, кто занимается мясом, — неправильно. Государству нужно поддерживать и тех, и других. Помогать всем, кто пытается в России что-то производить. А такие узкосекторальные подходы, когда ради поддержки одних подавляют других, — это путь в никуда, дорога к слабому производству зерна, мяса и птицы. Поэтому в данном случае минсельхоз демонстрирует отсутствие общего экономического взгляда. Я думаю, что это временное явление, и надеюсь, что экспорт будет идти свободно и создадут условия для расширения производства в хороших масштабах и на стабильной основе.

— А не получится ли с зерном, как с нефтью, которую выгоднее продавать заграницу, потому что там кто-то готов дороже купить? Должен быть какой-то баланс.

— Я не вижу такой угрозы от свободного экспорта зерна. Что, он вызовет в России голод или недостачу на внутреннем рынке? Мы сегодня производим зерна в 1,5 раза больше, чем потребляем. А можем получать в 3 раза больше, чем расходуем. А вот это нынешнее сдерживание экспорта приведет к тому, что треть зерна, выращенного в этом году, останется внутри России. Те 30 миллионов тонн, которые мы обычно экспортируем, окажутся внутри. И будет как с ценой на нефть — стоимость зерна у нас станет ноль, крестьяне окажутся в убытках, перестанут зарабатывать, деревни опять столкнутся с массовой бедностью. А падение доходов там приведет к тому, что село прекратит покупать удобрения, пользоваться транспортными услугами, заказывать сельхозмашины. Это явится причиной падения производства в городах в промышленности и в итоге — уменьшения платежеспособного спроса наших людей. И тогда хлеб, продовольствие станут менее доступными для наших людей, как и промышленные товары. Потому что люди лишатся работы, и экономика будет тормозиться. Поэтому такая вот забота о доступности хлеба путем ограничения развития сельского хозяйства — это путь как раз к снижению доступности хлеба.

Когда-то, в 20-30-е годы, в период военного коммунизма, тоже сказали: «А что это мы должны платить крестьянам? Пусть сдают зерно бесплатно». И такой подход привел к тому, что крестьяне перестали сеять, выращивать хлеб и начался массовый голод. Большевики отказались от таких подходов и быстро переориентировались. Сейчас запрет на экспорт — это примерно такой же подход. Ребята, давайте мы вам собьем цену до такой, какая нам понравится, и будем у вас бесплатно его забирать. Логично как раз не препятствовать расширению производства хлеба и его свободной продаже.

— Как все-таки пандемия уже сказалась на сельском хозяйстве, видно ли в отрасли какое-то серьезное падение? Как вы оцениваете влияние уменьшения платежеспособного спроса? Понятно, что еда — это последнее, на чем люди будут экономить. Тем не менее где-то лишний раз не купят тот же комбайн.

— Если правительство не станет экспериментировать с ограничением сбыта, то все будет неплохо в сельском хозяйстве, потому что потребление продовольствия в мире не падает. Цены мировые и на внутреннем рынке на зерно, гречку, рапс, сою пока достаточно высоки. Это ведет к тому, что пока крестьяне нормально чувствуют себя в финансовом плане. Если правительство не будет совершать ошибок, то сельское хозяйство может стать локомотивом к выводу страны из кризиса. Мы в своем производстве сельхозмашин видим, что в этом году сбыт техники для сельского хозяйства не упал. То есть крестьяне продолжают инвестировать, обновлять парк. Но, конечно, все смотрят на дальнейшие решения правительства.

— Вы на «Ростсельмаше» уменьшали нагрузку на персонал, зарплаты, были у вас сокращения?

— Никого не увольняли. В прошлом году мы увеличили коллектив на 500 человек и, может быть, в этом году еще 500 сотрудников возьмем. У нас идет программа модернизации, проектируем тракторный завод, разрабатываем новые модели.

«НУЖНО БОЛЬШЕ ПОЛИТИЧЕСКОЙ РЕАЛЬНОЙ КОНКУРЕНЦИИ, СВОБОДЫ. И НЕОБХОДИМЫ РЕФЕРЕНДУМЫ»

— Недавно случилась нашумевшая история с обращением депутатов Госдумы в комитет по безопасности и противодействию коррупции с инициативой провести проверки на «Ростсельмаше» в связи с тем, что вы, с одной стороны, как сельхозмашиностроительное предприятие, получаете субсидии (в 2019-м «Ростсельмаш» получил почти 6 миллиардов рублей субсидий), а с другой — у вас в этом году планируется достаточно большая прибыль и дивиденды. В 2020-м акционерам компании будут выплачены дивиденды в размере 2,7 миллиарда рублей. Вы в ответ на это опубликовали достаточно большое разъяснение. С чем, по вашему мнению, был связан подобный запрос?

— Может быть, там несколько причин. Но одной могло стать то, что в Думе меня ассоциируют не только с «Ростсельмашем», но и знают как лидера оппозиционной ПАРТИИ ДЕЛА, поэтому правящая партия решила как-то внимательнее отнестись к нашей деятельности.

В целом же при неглубоком понимании действительно можно задать вопрос: как предприятие получает субсидии и одновременно выплачивает дивиденды? Неправильно сопоставлять эти вещи. Субсидии не означают невозможность выплаты дивидендов. Да, сельхозмашиностроению помогает государство, оно какие-то меры поддержки оказывает НИОКР, есть небольшая поддержка экспорта. Программа 1432 работает. Все это привело к тому, что в России за последние 6 лет производство сельхозмашин увеличилась в 3 раза. И доля российских машин на внутреннем рынке выросла с 24 до 57 процентов. Экспорт увеличился в 10 раз, наверное, за последние 6 лет. Потому что есть такие меры поддержки. Отрасль идет вперед, это привело к тому, что и мы можем развивать «Ростсельмаш». Более того, мы в данных условиях способны продвигать параллельно проекты в последние годы, которые были недоинвестированы. В частности, нам, руководству холдинга «Новое Содружество», мэрия города Ростова-на-Дону уже много лет говорила о том, что надо выводить наше химическое производство цинковых белил из центра города. Это требует инвестиций в 600 миллионов рублей. За счет дорогих кредитов такой проект осуществлять мы считаем невозможным. Это очень высокорискованно и нерентабельно. Пришлось брать деньги из «Ростсельмаша», вывести их в виде дивидендов и осуществить проект вывода завода из города. И потратить средства на другие проекты — например, 450 миллионов на перепрофилирование ростовского завода специнструмента и технологической оснастки.

В Думе депутаты обратили внимание на наши инвестиции, мы все объяснили. Это было уже месяц назад примерно, и пока, как мы понимаем, парламентарии удовлетворены нашим объяснением.

— Раз уж мы заговорили о Госдуме. У нас, к сожалению, недостаточно слышат голоса, предлагающие какие-то альтернативы, а пути их донесения до власти практически закрыты. Поскольку упомянутая вами партийная система давно нуждается в каком-то обновлении, вы, как руководитель партии, как оцениваете нынешний кризис с политической точки зрения — он может поспособствовать каким-то переменам на политическом поле и какими они должны были бы стать?

— Мы как партия, которую уже много лет не допускают до выборов выше муниципального уровня, считаем, что ПАРТИЮ ДЕЛА лишают возможности попасть в региональные парламенты и Государственную Думу. Конечно, надо с этим заканчивать, нам необходима реальная политическая конкуренция, все партии должны находиться в равных условиях, и подсчет голосов должен быть гораздо более прозрачным, чем сегодня.

Нужно больше политической реальной конкуренции, свободы. И необходимы референдумы. Возьмите экономическую политику — если мы вынесем на референдум, допустим, вопрос о ключевой ставке Центробанка, я думаю, что эта ставка сразу станет ноль. А если бы мы в свое время поставили на референдум вопрос о вступлении России в ВТО, РФ бы не была в ВТО и сегодня имела значительно более адекватную внешнеэкономическую политику. И если бы мы могли вынести на референдум вопрос прямой поддержки пострадавших от пандемии коронавируса, он, я думаю, быстро бы решился тоже.

Увеличение политической конкуренции, возможностей прямого голосования, реализация вероятности проведения референдумов — вот это все позитивно сказалось бы на социальной и моральной, экономической обстановке в нашей стране.

— Хорошо, а как оцените принятое на днях Госдумой решение о возможности голосования по почте и в электронной форме?

— Я с настороженностью отношусь к такой инновации. Даже при очном голосовании происходит масса нарушений. А когда вот так, в конверте, какие-то голоса куда-то приходят, кто знает, как это все будет сложено. Боюсь, что подобное станет какой-то мутной процедурой. Так что отношусь без энтузиазма. Тем более у нас об этих новациях никто не узнавал, хотя могли бы и спросить непарламентские партии о том, что мы думаем про новые процедуры. Я полагаю, что это все не к добру и не в наших интересах будет опять использовано.

«Я НЕ ВЕРЮ, ЧТО ПЕРЕХОД ОТ ЖИЗНИ В ОНЛАЙН — ЭТО НАШЕ РЕАЛЬНОЕ БУДУЩЕЕ»

— Идея электронного голосования в целом лежит в русле тренда повсеместной цифровизации всего и вся, который, как считается, пандемия резко ускорила. Утверждается, нас ждет новый технологический уклад, в котором все будет удаленно, виртуально и только постиндустриальный информационный сектор станет развиваться. Это и дистанционная работа, и образование. Что думаете?

— Я не верю, что все перейдет в «цифру». Конечно, мы станем адаптироваться к новым условиям, наверное, больше будет нужно беречься от возможных эпидемий. Возможно, начнем больше использовать технологии видеоконференций. Но все-таки личное общение это не заменит. Людям надо разговаривать, пожимать руки, видеть глаза друг друга не на экране.

Да, сегодня многие сидят дома. Вот и я в том числе работаю в удаленном режиме. Мы общаемся с коллегами, но я чувствую, что, конечно, эффективность моей работы значительно ниже, чем когда я был в офисе, мог встречаться с людьми. Да, какие-то отложенные процессы идут по инерции на заводах, в холдинге. Но запуск новых проектов, заключение каких-то контрактов в режиме видеоконференций, думаю, что это все невозможно сделать. Поэтому я не верю, что переход от жизни в онлайн — это наше реальное будущее.

— А онлайн-образование?

— Я вообще очень скептически отношусь к онлайн-образованию для школьников и студентов. Мои дети-школьники занимаются сейчас дистанционно, они сидят у себя в комнатах, решают что-то, но я вижу, что это все-таки падение уровня усвоения материала. Особенно касается младших школьников. Я думаю, что онлайн-образование — это какой-то узкий сегмент, узкопрофессиональный. Может быть, он будет расширяться, но среднее массовое образование должно быть очным. Поэтому надо возвращаться всем постепенно, по возможности без риска для жизни, в школу, на работу. Нужно, чтобы люди больше общались в реальной жизни, видели друг друга и вместе развивались.

— Что можете сказать о прогнозах на текущий год: будут ли сегодня российские инвесторы вкладывать в какие-то производства в России? Или в этот кризис, наоборот, деньги побегут дальше за рубеж? Какие отрасли больше пострадают, какие — меньше?

— Все зависит от решений правительства. Будут снижены налоги, обнулена ключевая ставка — предприниматели российские и зарубежные ринутся развивать производство, в частности продовольствия в России. Станут строить новые фермы, распахивать поля, разводить птицу, возводить заводы. А если продолжится такая безумная глобалистская и либеральная, безвольная экономическая политика, то и деньги начнут утекать, и Россия, как вода сквозь пальцы, — от нас, а люди станут жить в РФ бедно. Если вы мне скажете, какая станет экономическая политика через год, тогда легко понять, как всё будет. Я пока надеюсь, что постепенно ситуация начнет улучшаться, но очень медленно.

«ЗА СЛОВАМИ ПРО ТО, ЧТО РОССИЯ — ЭТО ОТДЕЛЬНАЯ ЦИВИЛИЗАЦИЯ, ДОЛЖНЫ СЛЕДОВАТЬ КОНКРЕТНЫЕ ДЕЙСТВИЯ»

— На днях президент Владимир Путин назвал Россию отдельной цивилизацией. Вы сами в своей общественной деятельности не раз говорили о том же самом.

— Если мы рассматриваем себя как отдельную цивилизацию, то должны жить своим умом. А у нас те, кто формирует денежно-кредитную политику страны, рассматривают, по-видимому, Россию как придаток западной цивилизации. Мы живем по законам, устанавливаемым Вашингтонским консенсусом, Бреттон-Вудской системой. По принципам, которые нам спущены из-за рубежа.

Было бы странно, если бы древние правители Крита придавливали своих сограждан непомерными налогами, не позволяли развивать ремесла, а добытую древесину, медную и железную руду в непереработанном виде отправляли куда-нибудь за море, например в Египет, там же хранили бы и золотой запас. В этом случае мир не знал бы понятия «крито-минойская цивилизация», Крит и острова Эгейского моря превратились бы в запустелые земли. Не появилась бы, возможно, и античная цивилизация. Они и запустели, но потом, когда жители утратили веру в себя и когда их цивилизация погибла.

Сейчас в области экономики, образования, культуры проводится политика, не рассматривающая Россию как самодостаточный организм. В целом в действиях правительства не просматривается ясного взгляда, стратегии развития страны. То ведем себя самостоятельно, то пытаемся встроиться в чужие и чуждые нам представления о миропорядке. А ведь простая идея о том, что Россия не часть и не придаток чего-то, а отдельная, самостоятельная цивилизация, дает ответы на многие вопросы.

Поэтому за словами про то, что РФ — это отдельная цивилизация, должны следовать конкретные действия.

— А у вас план таких действий есть?

— Есть, и мы давно о нем говорим, такие идеи много лет обсуждались на московском экономическом форуме, они заложены в программу ПАРТИИ ДЕЛА. Сейчас собрали все эти идеи в наш «Новый курс». Россия должна быть самостоятельным, сильным и развитым государством, страной-цивилизацией со своими традициями, ценностями. Не нужно отгораживаться от мира, но надо защищать свои интересы, быть сильными и самодостаточными.

Сегодня необходимо оживить экономику России. Мы, как я уже сказал выше, видим в основе три составляющих, реализации которых нужно добиться. Это стимулирующая налоговая политика — снижение налогов на невысокие зарплаты, возврат инвестльгот по налогу на прибыль, обратный «налоговый маневр», который приведет к снижению цен на энергоносители и прочее сырье. Подобное означает значительное снижение всех прочих налогов. Это разумный протекционизм. В наших попытках присоединиться к мировой экономике мы открыли свой рынок, поставив собственных производителей в неравные условия по отношению к их зарубежным конкурентам. А надо, чтобы вся экономическая политика, и внешнеторговая в том числе, создавала комфортные условия тем, кто желает заниматься производством несырьевых товаров в России. Это означает разумное регулирование доступа на внутренний рынок и борьбу за равные условия доступа на рынки других стран. И мягкую денежно-кредитную политику. Не зацикленность на борьбе с инфляцией, а стимулирование экономики. Не укрупнение банков и монополизация банковской системы, а ее диверсификация и развитие. Дешевые кредиты для инвесторов и потребителей. Не «стерилизация денежной массы», а активное кредитование развивающейся экономики.

— Говоря о протекционизме, вы предлагаете закрыть рынок для иностранных компаний?

— Мы вовсе не предлагаем закрыть рынок. По каким-то видам товаров, которые в России не производятся и нет желающих их производить, рынок защищать не надо, его нужно открыть. Протекционизм в современном понимании подразумевает, что размер пошлины, защиты должен быть обоснованным и гибким.

— То есть все через экономику?

— Не только. Развитие может быть только целостным. Совершенствование несырьевого производства — это технологии, востребованность науки, запрос на качественное образование. Развитие аграрного сектора не только повышает уровень продовольственной безопасности страны и увеличивает доходы сельских жителей. Это повышает привлекательность сельского образа жизни, позволит заселить огромные территории и постепенно превратить всю территорию страны в ухоженный сад, вместо того чтобы собирать миллионы людей в непригодных для нормальной жизни мегаполисах.

Развитие реального сектора создает миллионы высокооплачиваемых рабочих мест. Это социальные лифты, возможности для проявления творческой энергии людей как в технической, так и в гуманитарной сферах. Главным достоянием страны должен быть человек труда, а не баррель нефти и цифры на счетах зарубежных банков. Я уверен, что в нашей стране много тех, кто верит, что в России все может быть гораздо лучше. Надо просто дать им рецепт и организовать, превратить энергию недовольства в энергию созидания.

Источник: Бизнес Online

Источник фото: пресс-служба ПАРТИИ ДЕЛА, ZEN YANDEX, ZAKS, COARGO.

Назад к списку

Поделиться