К теории партизана К.Шмитта - Партия Дела
Присоединиться

I
В последние десятилетия XX и первые десятилетия XXI века «цветные» революции оказали решающее значение на политическую карту мира. Особое впечатление они производили, когда под их ударами «падали» правительства, на момент начала революционных процессов считавшиеся вполне крепкими и надёжно контролирующими «источники силы власти», — удачные дефиниции, введённые классиком теории ненасильственной политической борьбы Дж. Шарпом. Сами революции происходили при значительной активности масс, практически не вооружённых, противостоящих всей военно-полицейской машине государства и выходящих из этой борьбы победителями. Обычно охвачены «революционным порывом» были крупные города, иногда только столицы.

Логичным следствием широкого и стремительного распространения указанного метода смены власти стало пристальное внимание исследователей к данному явлению.

Ненасильственный характер ряда успешных «цветных» революций не должен вводить в заблуждение относительно характера смены власти.

Во-первых, ненасильственный протест не означает «протест без использования силы». Дж. Шарп указывал, что «действия без насилия не являются бездействием». В его «198 методах ненасильственной борьбы» имеются такие совсем не мирные варианты, как «преследование официальных лиц», «общественное неповиновение», «отказ от уплаты налогов», «устранение знаков собственности и уличных знаков», «препятствия работе учреждений», «блокирование дорог», «захват ценностей» и даже «мятеж». Ненасильственная политическая борьба, таким образом, не исключает использование силы.

Во-вторых, при достаточной стойкости государственных институтов и правящей группы или невыдержанности самих протестующих мирное течение «цветной революции» может быстро перейти в полноценный вооружённый конфликт («Дынная революция» в Киргизии 2010 года, «Арабская весна» в Ливии и Сирии 2011 года и другие).

Часто «ненасильственность» таких революций вообще условна. Так, Евромайдан можно назвать ненасильственным только в том смысле, что большую часть времени обе стороны конфликта воздерживались от применения огнестрельного оружия, при этом используя холодное оружие, слезоточивые газы, физическую силу, подручные предметы, силовой захват и удержание людей, зданий и территории, технику для разгона митинга или прорыва полицейского оцепления, «коктейли Молотова» и т. д.

«Цветные» революции — не верхушечный переворот или рядовой конфликт внутри самой правящей группы, как это утверждает Э. Э. Шульц, при котором смена действующих лиц не приводит к смене вектора развития всего государства, его государствообразующего идеи-идеала. Примерами верхушечных переворотов могут служить арест и ликвидация летом 1953 года Л. П. Берии и близких к нему лиц и возвышение Н. С. Хрущёва; арест и отстранение осенью 1964 года самого Хрущёва группой во главе с Л. И. Брежневым; арест и ликвидация т.н. «банды четырёх» в КНР в 1976 году; захват власти первым президентом Французской республики Шарлем Луи Наполеоном Бонапартом, объявившем себя в 1852 году императором французов Наполеоном III. Общее течение жизни государства при этом остаётся в прежних рамках.

Но в результате успешной «цветной» революции, даже понимаемой в узком смысле государственных переворотов первых двух десятилетий XXI века, происходит кардинальная смена вектора развития государства. Примерами служит Югославия 2000, Ливия 2011 года, Украина 2014 года.

Цель «цветной» революции — не достижение общественного компромисса или выход из социально-экономического тупика, а разгром политического оппонента, захват власти и, по определению революции С. Хангтинтона, «изменение внутреннего положения страны, господствующих ценностей и мифов общества, его политических институтов, социальной структуры, руководства, деятельности власти и политики». Всё это происходит при широком и непосредственном участии масс — двигателя революции. Таким образом, «цветную» революцию, с точки зрения указанного подхода, надо квалифицировать как политическую войну.

Несмотря на значительное количество работ, посвящённых исследованию феномена «цветной» революции, наличие теоретических работ Дж. Шарпа и П. Аккермана, описывающих её методологию, наличие специальных курсов и практических учебников по её организации, остаётся не выясненным место и специфика движущих сил, их характер, место «цветной» революции в ряду других революций и вооружённых конфликтов. Рассмотрение указанных проблем обычно ограничивается общими утверждениями о стремлении народа к свободе как движущей силе революции или, напротив, констатацией вмешательства извне с объявлением его чуть ли не как единственной причиной переворота. Иногда первенство отдают борьбе экономических интересов отдельных социальных групп или элит. С научной точки зрения такие объяснения не могут быть признаны удовлетворительными.

II
При рассмотрении эволюции партизана как социально-политического феномена была высказана гипотеза, что «цветные» революции — успешная городская герилья (партизанская война).

Наиболее значительный вклад в понимание партизана как социально-политического феномена внёс выдающийся немецкий политический философ и юрист Карл Шмитт. Он предложил ставшие классическими четыре признака или критерия партизана, позволяющие его отличить как от обычных законных комбатантов, так и от прочих участников вооружённого конфликта (бандитов, пиратов и т. д.): иррегулярность, политическая мотивированность, мобильность, теллуричность.

Отмечено, что теллуричность и политическая мотивированность — необходимые, а мобильность и иррегулярность — достаточные признаки для отнесения участника вооружённого конфликта к партизанам. Необходимые признаки образуют пару с отрицательной обратной связью: чем более политически мотивирован партизан, тем меньше он нуждается в теллуричности, и наоборот. Достаточные признаки — мобильность-иррегулярность — образуют пару с положительной обратной связью: чем выше мобильность партизана, тем он более иррегулярен, а повышенная иррегулярность влечёт за собой рост мобильности. И наоборот — чем более регулярным становится партизан (введение общей формы, строгой иерархии, формализованная и документированная клятва, организованный и обязательный призыв в ряды партизан жителей контролируемой территории), тем менее он мобилен.

Есть гипотеза, что изменение соотношения необходимых критериев партизана (теллуричность и политическая мотивированность) влечёт за собой изменения в его существенных характеристиках, в силу чего происходит эволюция партизана как социально-политического феномена. Выделено четыре типа партизан, отличающихся соотношениями теллуричности и политической мотивированности.

Первый тип — «классический»: крестьянские партизанские отряды в Отечественной войне 1812 года или испанские герильяс того же периода. Для них характерно подавляющее преобладание теллуричности. В собственной политической мотивированности «классический» тип партизана обычно не даёт себе отчёта. Она является естественным следствием его решения начать вооруженную борьбу, а не его осознанным политическим актом. То есть «классический» партизан стал политическим актором не для достижения им политической цели, сознательно поставленной или разделяемой, а наоборот — он действует политически лишь по самому факту своего действия. Так же как, например, солдат по призыву является комбатантом вследствие присвоения ему сувереном статуса регулярного участника вооружённого конфликта, часто помимо его воли. Самостоятельная политическая цель для солдата не обязательна и не повлияет на его статус комбатанта.

Второй тип — «революционный» или «национально-освободительный» — характеризуется балансом теллуричности и политической мотивации. Пример: большая часть т.н. национально-освободительных движений 50-х — 90-х годов XX века. Они обладали мощной, явно осознаваемой политической мотивацией и политической целью, но абсолютное большинство рядовых бойцов и значительная часть лидеров в первую очередь решала задачи политического улучшения жизни конкретного народа или страны. Расширение за пределы своего государства для этого типа партизан не характерно.

В этой связи показательны кубинские партизаны 1956—1959 гг. под водительством Фиделя Алехандро Кастро Руса. Перелом в войне с войсками диктатора Рубена Фульхенсио Батиста-и-Сальдивара произошёл лишь после того, как Фидель Кастро провозгласил земельную реформу одной из основных целей партизанской борьбы. То есть, когда он ушёл от общих рассуждений о демократии и свободе, не очень понятных крестьянам, и пообещал им землю. Сразу после этого в отряды «барбудос» начался значительный приток добровольцев, а рядовой состав армии Батисты, точно так же состоявший из безземельных сельских жителей, был деморализован.

После победы Кубинской революции излишняя революционная «экзальтированность» Эрнесто Рафаэля Гевара-де ла Серна была купирована Фиделем Кастро, направившим его в революционный поход за границу.

К третьему типу партизан относятся все организации, осуществлявшие «цветные» революции: югославский «Отпор», грузинская «Кмара!», украинская «Пора» и другие. Данный тип партизан — специфический вариант «революционного» партизана. Разница в том, что у него политическую составляющую опосредует собственная политическая идея, носителем которой является собственная партизанская организация. Тогда как у третьего эта идея полностью привнесена и контролируется извне, «третьим лицом», в интересах которого, под руководством и на деньги которого и происходит всё революционное действие. Эта черта предопределяет вторичность и малосодержательность идеологов «цветных» революций, подмеченные А.Щербаком и А.Эткиндом: «В отличие от прежних революций, которые ставили перед собой глобальные, иногда метафизические задачи, «цветные» революции фокусируются на процедурных вопросах и избегают содержательных проблем».

Поэтому более точным будет назвать данный вид партизана «гибридным». Данное прилагательное в полной мере отражает отличия третьего и второго типа партизан. Оба — революционные партизаны, но третий тип включает себя черты наёмничества. Мнение о гибридном характере «цветных» революций высказывалось и ранее.

Наконец, четвёртый тип — «партизан эпохи глобализма» или ИГИЛовский тип. Он характеризуется поглощением теллуризма партизана его политической мотивацией. Это своеобразная антитеза «классического» партизана. Но, как у первого типа, пусть и в неосознанном виде, имеется политическая мотивация, так и у четвёртого типа в наличии хоть и остаточная, но чётко определяемая теллуричность, порою также им не осознаваемая. Например, ИГИЛ не может быть укоренена вне мусульманской уммы. Ее идеология обязательно включает в себя исламский фактор — своего рода теллуричность, привязанность к конкретным существующим в реальности феноменам. К данному типу партизан относятся Че Гевара и Л. Д. Троцкий.

Политический актор, ведущий вооружённую борьбу и полностью лишённый теллуричности, мотивированный только и исключительно политическими идеями, есть террорист.


III
Рассмотрим, насколько акторы «цветных» революций соответствуют критериям К. Шмитта.

Иррегулярность означает не только то, что участник акций не носит униформу — важный символ легальности его действий — но, что более существенно и глубоко, он не связан с сувереном какими-либо взаимными обязательствами. Партизан не призван на военную службу. Он является ординарным лицом, но, тем не менее, активно и индивидуально участвует в конфликте. Иррегулярность партизана базируется на том, что он сам принимает решение как о начале вооруженной борьбы, так и об её окончании. Такие решения относятся исключительно к компетенции суверена; потенциальный же партизан, будучи партикулярной личностью, самостоятельно принимает решение уровня «jus gladii» — право меча и «jus belli ac pacis» — право войны и мира, становясь таким образом «квазисувереном».

Опросы участников Евромайдана начального этапа (опрос первой декады декабря 2013 года) показывают: 92% из них прибыли в Киев самостоятельно и столько же на тот момент не принадлежало ни к какой партии или общественной организации. То есть почти все они самостоятельно приняли решение участвовать в акции, самопроизвольно приехали или пришли туда и не были связаны ни с какой организаций. При этом половина (49,8%) участников декабрьских акций не были киевлянами. То есть они затратили собственные значительные временные и финансовые ресурсы, чтобы прибыть на место действия.

Побудительной причиной выхода на Евромайдан его участниками назывались: «Политические репрессии против студенческого Евромайдана — 70%, отказ Януковича от европейского курса страны — 53.4%, стремление изменить жизнь в стране к лучшему — 50%» опрошенных. Видно, что «экстраординарная» политическая активность вызвана экономическими и эмоциональными причинами. Но требования, сформированные уже на самом Евромайдане, почти исключительно политические: «освобождение арестованных участников «Майдана», прекращение репрессий (58%), отставка правительства (51%), отставка Януковича и проведения досрочных президентских выборов (49,5%)». Если в первые дни противостояния сторонников и противников переговоров с властью было примерно поровну — 51% и 49%, то в последние дни Евромайдана лидеры оппозиции даже с опаской выходили на трибуны со словами мира, ибо требования масс были крайне радикальными. Они не допускали иного исхода, кроме как немедленной отставки президента Януковича.

Налицо принятие самостоятельного политического решения, заключающегося в демонстративном неповиновении власти. При этом политическая мотивация участников Евромайдана со временем росла.

К иррегулярности акторов «цветной» революции относится и отсутствие единого лидера и явного единого настоящего штаба, что отмечает ряд исследователей. Максимум, что присутствует, — координационный центр. Так, по воспоминаниям активных участников «Бульдозерной революции» 2000 года в Югославии, согласование совместных действий было одной из труднейших задач оппозиции. Это согласование становится возможным почти исключительно из-за наличия внешнего политического актора — «третьей силы», заинтересованной в смене власти и осуществляющей политическую, идейную и финансовую поддержку оппозиции.

Герильяс «цветной» революции свою иррегулярность и мобильность дополняют ещё тем, что самостоятельно принимают решение не только о начале борьбы, но и о её прекращении, что характерно для любого типа партизан. Никаких специальных приказов или распоряжений о завершении протестов нет: в них нет необходимости. Так, после победы февральской 2014 года революции на Украине Евромайдан начал так же стихийно распадаться, как и стихийно собрался в конце ноября 2013 года: после победы большинство его участников отказалось от политической субъектности, что естественно для партизана.

По совокупности описанных свойств участников «цветной» революции можно охарактеризовать как иррегулярного актора политического силового противостояния.

Политическая мотивированность — важнейший критерий партизана. Во-первых, данный признак позволяет отличить партизана от уголовного преступника, не являющегося комбатантом и борющегося для личного обогащения. Во-вторых, этот признак, постулируя политические мотивы партизана, отделяет его и от других комбатантов: от наёмника и гражданина, призванного в ряды регулярных государственных силовых структур по закону. Именно этот критерий придаёт партизану его специфику, которая позволяет определить его как комбатанта особого рода. Ведь партизан самовольно берётся за оружие, у него нет «мандата» на убийство от законного суверена. Значит, он не солдат. Он серьёзно (в шмиттовском смысле) требует незаконных и нелегитимных политических преобразований, не преследует цели наживы. Поэтому его нельзя назвать уголовником: он квазисуверен.

Теперь посмотрим, подходят ли под данный критерий акторы «цветных» революций. Каков характер основных целей, преследуемых ими?

Формальные поводы для начала протестов разнообразны и внешне часто незначительны, слабо связаны с последующими событиями, редко имеют политическую основу и часто носят бытовой характер. Это публичное самосожжение в Тунисе Мухаммада Буазизи, торговца из городка Сид-Бузи, у которого власти конфисковали товар. Это внутренний конфликт в правящей группе в Йемене (разногласия между правительством и президентом). Это подорожание продовольствия на 30% в Алжире. Требования расширения прав жителей, не имеющих гражданства, в Кувейте и повышения зарплаты в Омане. Приостановка подготовки к соглашению об экономической ассоциации Украины и ЕС. Разгон студенческой демонстрации против нового закона о высшем образовании в Чехословакии в 1989 году. Выселение из своего дома венгерского диссидента, пастора Ласло Тёкеша, в Румынии в 1989 году…

Во всех случаях протестующие быстро переходили от экономических и моральных требований к политическим, которые в дальнейшем преобладали. Самые разные «цветные» революции объединяет крайняя категоричность политических требований, нежелание идти на компромисс и даже исполнять достигнутые промежуточные договорённости с властями, использование перемирия и переговоров для укрепления своих рядов и ослабления противника. Так, во время «бархатной революции» руководство Коммунистической партии Чехословакии (КПЧ) неоднократно предлагало компромиссные варианты совместной работы с оппозицией, но неизменно получало отказ. Политические требования к КПЧ с каждым новым таким предложением лишь возрастали.

Показательно, что в своих выступлениях и статьях той же крайней политической позиции придерживается Каспаров. Накануне выборов 2008 года, ободрённый событиями «оранжевой» революции на Украине 2004 года, он заявлял, что исправить в России ничего нельзя, поэтому оппозиция свободна от исполнения законов, которые «противоречат букве и, самое главное, духу Конституции», а «говорить можно только об одном, о сломе и демонтаже путинской системы». Аналогичной тактики придерживается и Навальный.

Такое поведение акторов «цветных» революций хорошо укладывается в подход К.Шмитта к понятию политического: «…политическое имеет…собственные критерии, начинающие своеобразно действовать в противоположность различным, относительно самостоятельным предметным областям человеческого мышления и действования, в особенности в противоположность моральному, эстетическому, экономическому. Поэтому политическое должно заключаться в собственных последних различениях, к которым может быть сведено все в специфическом смысле политическое действование… В области морального последние различения суть «доброе» и «злое»; в эстетическом — «прекрасное» и «безобразное»; в экономическом — «полезное» и «вредное» или, например, «рентабельное» и «нерентабельное». Специфически политическое различение, к которому можно свести политические действия и мотивы, — это различение «друга» и «врага». Но политический враг — это настоящий, конечный враг.

Врага в политическом смысле не требуется лично ненавидеть… Не нужно, чтобы политический враг был морально зол, не нужно, чтобы он был эстетически безобразен, не должен он непременно оказаться хозяйственным конкурентом, а может быть, даже окажется и выгодно вести с ним дела. Он есть именно иной, чужой, и для существа его довольно и того, что он в особенно интенсивном смысле есть нечто иное и чуждое, так что в экстремальном случае возможны конфликты с ним, которые не могут быть разрешены ни предпринятым заранее установлением всеобщих норм, ни приговором «непричастного» и потому «беспристрастного» третьего».

Непризнание субъектности политического врага: например, приравнивание партизан колумбийских ФАРК-ЭП и ЕЛН к террористам; активные попытки лишения его уже наличествующей субъектности: например, в отношении РФ это обвинение её в уничтожении над Украиной малазийского пассажирского самолёта в 2014 году или в попытке убийства Скрипаля С.В. в 2018 году; все действия США и их союзников по обвинению нынешнего руководства Сирии в газовых атаках на мирных жителей и прочее — важнейший признак любой политической войны. В том числе в процессе революции, например, «цветной».

Потому не случайно активная фаза значительной части «цветных» революций начиналась с почти стандартного непризнания итогов прошедших выборов: с политического акта, с политического вызова, с явной постановки под вопрос легитимности суверена и всей поддерживающей его государственной структуры и процедуры. Далее происходит отказ ему в политической субъектности через отказ вести с ним предметные переговоры за исключением безоговорочной его капитуляции, т. е. отказ от статуса суверена. Зачастую это политическое несогласие с результатами объявлялось ещё до подведения итогов выборов, как в Югославии в 2000 году, или с упором на социологические опросы (Грузия в 2003 году, Украина в 2004 году).

Почти рафинированный пример политической крайности «цветных» движений — Украина 2014 года, где результаты политического компромисса между легитимным президентом Януковичем и требующим нелегитимных и незаконных политических изменений в свою пользу Евромайданом, гарантами исполнения которого выступили несколько стран ЕС, были отброшены спустя несколько часов после подписания взаимообязывающего документа.

О внеэкономической мотивации Евромайдана делали выводы многие исследователи.

Последний пример политической экстремальности «цветных» движений — события апреля—мая 2018 года в Армении. Единственным и категоричным требованием митингующих было не просто отставка Сержа Азатовича Саргсяна с поста премьер-министра. Протестанты отказывались рассматривать любую кандидатуру от правящей Республиканской партии Армении на данный пост. Вариант, удовлетворяющий «улицу», был один — избрание премьер-министром Никола Воваевича Пашиняна.

Таким образом, доминирование политических целей, причем самого высокого накала, у акторов «цветной» революции очевидно. Потому отнесение по второму шмиттовскому критерию — политическая мотивированность — участников «цветных» движений к партизанам вполне обосновано. 

Мобильность партизана. К. Шмитт формулирует её как «повышенная мобильность активного боя». Партизан не просто непредсказуем в бою, его тактика не просто наскок и отступление. Хо Ши Мин её описывал так: «Война плохо вооружённой армии против армии современной, оснащённой по последнему слову техники, похожа на битву между тигром и слоном. Если тигр остановится, слон ударит его своим могучим хоботом. Но тигр днём прячется в джунглях, появляясь лишь по ночам. Он запрыгивает на слона, рвёт когтями его спину, а потом снова исчезает в джунглях».

Данную тактику в современном исполнении мы наблюдали в войне в Ираке и Сирии с ИГИЛ и другими партизанскими организациями четвёртого типа. Тогда крайнюю эффективность показали мобильные группы на пикапах с установленными в их багажниках тяжёлыми пулемётами и ПТУРсами. Они внезапно возникали глубоко в тылу противника и, сделав своё дело, так же внезапно исчезали в пустыне.

К. Шмитт, будто наш современник, писал в 1963 году: «Подвижность, быстрота и ошеломляющее чередование нападения и отступления, словом: повышенная мобильность даже и по сей день — отличительная черта партизана, и этот признак еще усиливается благодаря внедрению техники и моторизации».

Но эта мобильность у партизана идёт ещё дальше. Будучи в положительной обратной связи с его иррегулярностью, мобильность проявляется и в том, что руководитель партизана никогда не может на него рассчитывать так, как командир регулярной армии рассчитывает на солдата. Ведь партизан без всякого легального ущерба для себя, по своему желанию и даже не закончив дело, может уйти и вновь стать обычным гражданским лицом. Такая свобода действий партизана есть следствие его самостоятельного решения о начале политической войны. Партизан действует как суверен, формально таковым не являясь.

В этом смысле большая текучка основной массы участников Евромайдана, на которую указывал в январе 2014 года украинский социолог Василий Стоякин, явно показатель такой мобильности герильяс.

Но у акторов «цветной» революции мобильность проявляется и более стандартно: рассредоточенность участников, самостоятельное и организованное их перемещение по территории страны, сетевые контакты, быстрый сбор и быстрое рассеивание в процессе акций, координация действий через социальные сети.

Таким образом, участники «цветной» революции соответствуют и такому шмиттовскому критерию партизана, как мобильность.

Теллуричность. Наряду с политической мотивированностью это второй важнейший критерий, выделяющий партизана на фоне других комбатантов. К. Шмитт подчёркивает, что свойство теллуричности, «несмотря на всю тактическую подвижность и маневренность, важно для принципиально оборонительной ситуации партизана». Партизан борется за свою землю, за свой образ жизни, прошлый, действительный, как у классического партизана или желательный, мифический, как у партизана «национально-освободительного» и гибридного. Именно миф об иной, другой, лучшей жизни является движущей силой «цветной» революции, как и всякой иной.

С этой стороны Евромайдан, как и все «цветные» революции, даёт нам достаточное количество примеров, подтверждающих теллуристичность участников.

Абсолютное большинство требований Евромайдана связано с Украиной и за её пределы не распространяется. На вопрос «что побудило вас выйти на Майдан?» основные ответы были следующими: «стремление изменить власть в стране/на Украине — 89%; жестокое избиение демонстрантов на Майдане в ночь на 30 ноября, репрессии — 69,6%; отказ Виктора Януковича от подписания Договора об Ассоциации с Евросоюзом — 53,5%». Домогательство ассоциации с Евросоюзом суть не экспансионизм, т. е. стремление что-то другое сделать частью себя, а нечто противоположное: желание самому стать частью другого.

На вопрос «какие требования, выдвигавшиеся на Майдане, Вы поддерживаете?», более 50% голосов набрали следующие ответы: «освобождение арестованных участников Майдана, прекращение репрессий — 81,8%; отставка правительства — 80,1%; отставка Виктора Януковича и проведение досрочных президентских выборов — 75,1%; подписание Договора об Ассоциации с Европейским Союзом — 71,0%; заведение уголовных дел на виновных в избиении демонстрантов на Майдане — 57,6%; роспуск Верховной Рады и назначении досрочных парламентских выборов — 55,6%».

Приведённые данные опросов подтверждают абсолютно местный, теллуричный характер мотиваций участников Евромайдана. Они хотят не распространить свои идеи вовне, а лишь улучшить свою жизнь. Многие полагали, что после заключения ассоциации с ЕС жизнь на Украине сразу измениться к лучшему. Заметим, что большинство его акторов было за дружественные отношения с Россией.

Таковы требования и мифы всех без исключения «цветных» революций. На этом настаивают их теоретики и практики. Такие революции быстро успокаивались «в берегах» своих государств после достижения политической победы. Ведь даже революционная волна «арабской весны» — результат перенесения идей, мифа, а не личностей революционеров, не экспансия силы, как это было после Великой Французской революции.

Таким образом, участники движений, осуществлявших «цветные» революции последние 30 лет, в полной мере обладают всеми критериями, которые К. Шмитт предложил для выделения партизана как особого типа комбатанта. И мы можем констатировать, что акторы «цветной» революции есть партизаны, а сами революции можно назвать городской герильей.


IV
Участники «цветных» революций относятся к типу гибридных партизан, то есть к таким партизанам, у которых политическое регулярное опосредовано сторонним актором, обычно внешним сувереном.

К. Шмитт, рассматривая взаимоотношения партизана и суверена, настаивал, что, несмотря на свою политическую мотивированность, сам партизан не имеет собственного политического, поскольку, будучи иррегулярным бойцом, для свой легализации вынужден заимствовать политические цели «на стороне». Он пишет: «…Партизан как иррегулярный боец всегда зависим от помощи регулярных сил. Этот аспект дела всегда наличествовал, а также осознавался… Могущественный третий… создает и разновидность политического признания, в котором нуждается иррегулярно борющийся партизан, чтобы не опуститься, подобно разбойнику и пирату, в Неполитическое, это значит здесь: в криминальное. С расчетом на далекое будущее иррегулярное должно легитимироваться по регулярному; а для этого у нерегулярного есть только две возможности: признание наличного регулярного или осуществление новой регулярности собственными силами. Это жестокая альтернатива».

Роль указанного «могущественного третьего», легализующего и легитимирующего партизана, может исполнять либо собственный суверен, либо некто, легитимирующий действия партизана своим политическим мифом о лучшей доле и поставивший целью смену старого регулярного политического на новое регулярное политическое.

Для партизана классического типа его регулярное политическое органично прежнему политическому и социальному порядку вещей. Такой партизан после завершения войны и воцарения прежнего суверена с радостью и охотой расстаётся со своей политической субъектностью.

Перейдём ко второй альтернативе — установление партизаном «новой регулярности собственными силами». К. Шмитт замечает: «борющийся с оружием в руках партизан всегда остается зависимым от сотрудничества с регулярной организацией».

Соответственно, организация, исполняющая роль «могущественного третьего», может быть либо самостоятельной и преследовать в первую очередь или даже единственно собственные политические цели, либо находиться под определяющим влиянием стороннего суверена — «третьей силы». Этот суверен через регулярные организации (политические партии, общественные движения), часто легитимные, легализует партизан, решая через них собственные цели внутри данного государства.

У партизан «национально-освободительного» и ИГИЛовского типов роль «могущественного третьего» исполняет тесно связанная с партизанами политическая организация. Например, «Движение 26 июля» для партизан Кубы, Африканская партия независимости Гвинеи и Кабо-Верде (ПАИГК) в период борьбы за независимость Гвинеи-Бисау или сама ИГИЛ для партизан ИГИЛ и дружественных её групп.

Для гибридных партизан «могущественный третий», конечный бенефициант их герильи, находится за пределами как партизанской организации, так и государства, представляя собой стороннего суверена. Последнее хорошо проиллюстрировал Евромайдан.

Хотя большая часть его участников, особенно на первом этапе, не была связана ни с какой политической или общественной организацией и самостоятельно приняла решение и прибыла в Киев, политическая легализация и легитимация и самого Евромайдана как законного политического собрания и его «партизан» как законных комбатантов происходила под полным контролем соответствующих организаций в основном националистического толка: «Правый Сектор» с лидером Ярошем, ВО «Свобода» Тягнибока и других.

Легитимация происходила через ведение переговоров с действующим легитимным сувереном — президентом Украины Януковичем, а также через предоставление внеидеологическому первоначальному Евромайдану идеологии. В этом качестве выступил крайний украинский национализм. Но настоящим «могущественным третьим», в интересах которого действовали майданные герильяс, и который затем узаконивал февральский переворот в Киеве, были внешние суверены: ряд стран ЕС и США.

Именно они оказывали финансовую, организационную и методологическую помощь герильяс Евромайдана. Именно они осуществляли огромное дипломатическое давление на правительство Украины, на президента Януковича, на руководство РФ, именно они выступали гарантом подписания соглашения между Евромйданом и Януковичем, которое было нарушено на следующий день, и именно они первые признали результаты вооружённого переворота.

Указанное влияние на Евромайдан, его значение для Евромайдана и масштабы помощи участникам городской герильи не отрицала и сама «третья сила» в лице официальных лиц США.

Похожую картину доминирующего влияния «третьей силы», легализации и легитимации результатов «цветной» революции мы наблюдали и в Югославии, Грузии, Ливии, Сирии, Белоруссии, Армении.

Достигнут некий «consensus patrum» в вопросе влияния на протекание и успех «цветной» революции внешних заинтересованных в ней сил.

Ещё более важно остающееся подавляющее влияние «третьей силы» и после победы «цветной» революции. После Евромайдана практически все важнейшие административные, социальные и экономические решения на Украине принимаются под диктовку или по согласованию внешних акторов. В аналогичном положении по результатам либерально-буржуазной революции 1991 года в СССР и развала социалистического лагеря находилась РФ. В таком полуколониальном положении пребывают прибалтийские государства и европейские страны бывшего СЭВ.

После победы «цветной» герильи её участники, в отличие от «классических» партизан, входят во власть, становятся новой элитой и продолжают активно действовать в политической жизни нового государства уже в роли либо легального политика, либо легитимного боевика, используемого для подавления инакомыслия и решения задачи по изменению государствообразующего идеи-идеала. Это полностью совпадает с послереволюционной судьбой партизан «национально-освободительного» типа.

Но есть и большие отличия между этими типами партизан. Да, сторонний суверен может оказывать значительное влияние на «национально-освободительных» партизан в ходе их борьбы за установление нового политического. Но это влияние поверхностное и быстро перебарывается теллуричностью партизана.

Так, неудачи заграничных походов Эрнесто Че Гевары в Конго и Боливии объясняется его чрезмерной революционностью, которая была чужда и не понятна для партизан Конго и Боливии (в последней они, по сути, отсутствовали). Осмыслив в своих текстах собственный опыт партизанской борьбы, Че Гевара не сумел применить его на практике. Он хотел освобождения всех угнетённых всех народов, а его «коллеги» из Конго и Боливии, хотели только политической независимости и земли для пастбищ и пашни. Психологически и идейно Че Гевара так и остался тем «Команданте Че», что высадился с яхты «Гранма» 2 декабря 1956 года на Кубе.

Другой пример относится к партизанской войне Фронта национального освобождения Мозамбика (ФРЕЛИМО) против португальцев в 1962–1977 годах.

ФРЕЛИМО долгое время считалась марксисткой, поскольку в начале 70-х годов ХХ века в качестве идеологической платформы официально утвердила марксизм-ленинизм. Многие лидеры ФРЕЛИМО получили военное и политическое образование в СССР. Хотя у истоков её создания стояли не только люди с левыми взглядами, но и умеренные социалисты, такие, как Эдуарду Шивамбо Мондлане или протестантский проповедник Уриа Тимотео Симанго.
Но в 1989 году ФРЕЛИМО отказалась от идеологии марксизма-ленинизма.

На этом фоне показателен пример одного из важнейших деятелей как ФРЕЛИМО, так и Мозамбика Жасинту Суареш Велозу. Он деятельно способствовал установлению однопартийной системы и идеологического доминирования марксизма в политической жизни партии и государства, активно участвовал во внутрипартийных чистках и борьбе с правыми партизанами из РЕНАМО. Но с начала 90-х он же приложил немало сил для установления мира внутри Мозамбика, создания многопартийной системы и рыночной экономики.

В своём интервью 1996 года Велоузу на вопрос о своей метаморфозе прямо говорит, что, несмотря на опасения антикоммунистов, «сегодня, 20–30 лет спустя, ясно, что марксизм-ленинизм не укоренился в этих странах» (имелись ввиду Мозамбик, Гвинея-Бисау, Ангола). Далее отмечает, что тягу к Москве в период партизанской войны надо рассматривать «как очевидную — сознательную или бессознательную — связь для достижения независимости», а не для претворения в жизнь европейских политических идей.

Как мы видели, для гибридного партизана ситуация прямо противоположна: его регулярное политическое полностью опосредовано регулярным «могущественного третьего». И местные особенности, например, украинский национализм на Украине или антирусский шовинизм прибалтийских государств есть лишь инструментальные основания достижения своих целей «могущественным третьим», не имеющие для него принципиального идеологического и политического значения (в отличие от требований СССР к своим союзникам из национально-освободительных организаций).

Источник: «Свободная Мысль»


Фото: «
Свободная Мысль»